Колебались бунтовщики недолго — видимо, боевой пыл угас после первых ответных выстрелов. Сгорбленные, одетые в старые рабочие комбинезоны фигуры потянулись из домов. Следом за мужчинами показалось несколько женщин и детей. Всех согнали в кучу, бойцы тем временем пробежали по домам и хозяйственным постройкам, проверяя их. Вскоре раздался выстрел, перебитый автоматным очередями. Где-то мелькнуло несколько лазерный вспышек и, наконец, через полчаса все закончилось.
Алексей навел оперативную камеру на группу неграждан. Кое-кто из них стоял молча, другие пытались выкрикнуть оскорбление на своем, непонятном языке или на универе. Бойцы не реагировали, до тех пор, пока к задержанным не подошло несколько человек в форме ФМС. Они не носили брони, словно подчеркивая свое отношение к ним. Быстро, при помощи небольших сканеров, похожих на те, что используют в супермаркете, они обследовали группу. Потом старший группы выдал заключение.
— Все дети, десять экземпляров, неучтенные, подлежат внесению в базу данных и перемещению на воспитание. Остальные будут удалены по обвинению в мятеже, сопротивлении властям и попытке убийства гражданина. Если кто-то желает сейчас сдать зачет на диплом, прошу отметиться. Бойцы шевельнулись — одни отсекая младших от старших, другие спешили подать заявку на зачет. Алексей же осторожно отступил в сторону и поднял забрало шлема.
Вместе с бронестеклом от лица отъехала полумаска противогаза. В легкие тут же ворвался запах гари, а еще — чистого деревенского воздуха, прелой соломы, огородной ботвы, животного навоза. Маленький поселок старого типа — только здесь, в практически неконтролируемом властями месте, мог возникнуть бунт неграждан. Обычно они живут в общих бараках, под присмотром телекамер и выходят на работу по звонку таймера. Тут же люди еще вставали под крик петуха и были предоставлены сами себе. Вот и результат — приходится удалять все население. Все беды от отсутствия четкой организации труда и отдыха — с это мыслью Алексей отправился прочь из поселка, к ожидавшему бойцов вертолету.
Вернулись на сборный пункт они уже в темноте. Пришлось ждать, пока все желающие сдадут зачеты, сфотографируются на фоне горящих домов, повторно и детально обшарят их — теперь уже в поисках несуществующих ценностей. Бетонная площадка, освещенная ядовито-белыми фонарями, была почти пуста, если не считать одной фигуры в толстой куртке, маячившей на границе безопасной зоны.
Подойдя ближе, Алексей с удивлением узнал в ней сержантку, с которой чуть-чуть пофлиртовал утром. Девушка чуть переминалась с ноги на ногу — казалось, что, несмотря на теплую одежду, осенняя прохлада ее пробирала. Увидев его, она быстро, если не сказать, поспешно шагнула навстречу — так, что у репортера не успели даже возникнуть сомнения в том, что ждали именно его.
— Я слышала, было сопротивление. У вас есть раненые? — Неверный свет не позволял разглядеть выражение ее лица. Была ли в нем жадная заинтересованность стосковавшегося по новостям человека или непонятное беспокойство, Алексей сказать не мог.
— Ерунда. Один человек получил дробину в ногу, вот и все. А что вы делаете…?
— Как это «что»? Конечно, забочусь о том, чтобы вы выполнили свое обещание… и потом, надеюсь, составили мне компанию в баре. — Алексей чуть помедлил — он здорово устал от тряски и беготни, но все же кивнул.
— Давайте встретимся там через полчаса?
— Хорошо. Вот ключ от вашей комнаты. — Пластиковую карточку, дававшую доступ в жилые помещения, Алексей получить утром забыл. Сейчас она пришлась как нельзя кстати. Он быстро прошел в длинный одноэтажный барак, разделенный на одноместные ячейки. Шкаф для одежды со сменой белья внутри, кровать, тумбочка, стойка для оружия — и больше ничего. У входа Алексей нашел свою сумку, потом разыскал снабженца, который выдал ему дополнительный паек — плитку шоколада, сигареты, стограммовую пачку кофе, а также талоны на посещение бара. Все это вместе с душем заняло чуть больше времени, чем полчаса. Когда Соснов вошел в большое, полное голосов и табачного дыма помещение, его уже ждали.
В поднявшейся навстречу репортеру девушке осталось очень мало от знакомой ему сержантки. Устав разрешал носить иную одежду, кроме формы, по вечерам, и Тайра этим воспользовалась. Несколько мгновений Алексей смотрел на ее затянутое в тонкое шерстяное платье тело, остановившись на золотом кулоне в виде солярного знака — символа Гардарики. Только сглотнув внезапный комок, он встряхнул себя внутренне и, поймав небольшую, крепкую ладонь, поднес ее к губам.
— Спасибо… — Тайра неловко присела, изображая нечто похожее на реверанс. Увидев запаянную в фольгу плитку, она окончательно развеселилась. — Не стоило принимать мои слова настолько буквально.
— Я надеюсь, что от подарка вы все же не откажитесь. — Внезапно Алексей почувствовал себя неловко в чистой, но все же мешковатой полевой форме репортера, с плоской кобурой на одном боку и ножнами кинжала — на другом. Он невольно поправил черный форменный галстук и глухо стукнул резиновыми каблуками высоких шнурованных сапог. — Также как и от бокала мартини.
— Не откажусь. — Тайра опустилась обратно за маленький столик, предоставив кавалеру выбор напитков. Алексей осторожно ввинтился в очередь у стойки, с удивлением отметив, что руки чуть подрагивают. Несмотря на вполне брачный возраст, он все еще не был женат. Хотя дети у него, безусловно были — как и любой здоровый гражданин в возрасте до 35 лет, Алексей ежемесячно посещал центр забора спермы, формируя будущее страны. Он знал, что его услугами наверняка пользовались — в особенности полугражданки. Рождение ребенка путем искусственного зачатия от гражданине сулило им два месяца оплачиваемого отпуска и единовременное пособие в размере ста рублей — для них очень большая сумма. Многие шли на это, даже зная, что увидят младенца они только в роддоме — потом его передадут на воспитание государству. Гардарика нуждалась в полугражданах, особенно в тех, что воспитывались не биологическими родителями. «Грязную кровь разгоняют чистые мысли», — говорили о воспитанниках государственных детских домов.