Гардарика любовь моя - Страница 8

Бокалы тихо зазвенели, когда Алексей поставил их на стол — не хрусталь, но все же достаточно хорошее стекло. Теперь он мог рассмотреть свою спутницу. Молодая, даже с учетом того, что девушки взрослеют чуть раньше. Видимо, путь ее был достаточно коротким — средняя школа, семь классов, потом, вместо колледжа — четыре года в училище сержантов, где учат почти тому же, но при этом еще выплачивают стипендию. А потом — работа на призывном пункте, далекая от боевых действий должность человека на посылках. Не втискивались в рамки нарисованного портрета только дорогая подвеска, устроившаяся как раз в вырезе платья и прямой шрам, идущий слева от края челюсти до уха. Впрочем, девушку он не портил, скорее, наоборот — без этой жестокой черты ее лицо казалось бы чересчур идеальным, чужеродным в милитаристском окружении.

Алексей глотнул мартини, чувствуя мягкое покалывание холодного напитка. За три месяца он успел забыть его аромат и легкое чувство опьянения, накатывающее почти сразу. Судя по осторожности, с которой его спутница приникла к трубочке, она пила его тоже не так уж часто. Делая второй глоток, Соснов вспомнил, где он видел подвеску, как у спутницы. Золотые диски с несколькими чуть изогнутыми лучами, заключенные в золотой же круг были главной наградой отдельной санитарной бригаде, женскому подразделению, занимавшемуся зачисткой неграждан во времена становления Гардарики. Тайра перехватила его взгляд, поняла, и чуть улыбнулась.

— Это бабушкин. Я, со своей глупостью, смогла заработать только это. — Пальцы скользнули по шраму на лице. — Мы отмечали выпускной в колледже, тогда я впервые набралась пива — еще бы, обмывали первую звезду. — Тайра чуть захмелела и, не замечая удивления собеседника, продолжила.

— Три малолетних дуры поспорили на то, кто пройдет через закрытую зону неграждан… Знаешь, я училась в Западно-Сибирске, там город имеет загон за забором, безо всяких полос отчуждения можно сунуться к негражданам… Еще несколько решили поддержать пари, и мы, едва накинув комбинезоны, ночью, перемахнули через изгородь.

Шли мы тихо, поодиночке. Я слушала шорохи по сторонам, знала, что там есть банды, которые ходят по зоне ночью. И когда рядом раздался крик однокурсницы, поняла, что рассказы о них — правда. Она почти ничего не успела сделать — ее ударили сзади по голове. Но напавшие не ждали, что подмога появится так быстро. У нас двоих не было огнестрельного оружия — таковы условия дурацкого спора, у меня — лишь подаренный отцом перед выпускным складной американский нож — знаешь, такая модель с серрейтором и паучком на клинке? Он такой легкий и острый… первый из них не успел ничего понять, когда клинок рассек горло, а вот потом началась свалка. Нас обоих спасла третья участница спора, которая, в отличие от нас, сжульничала и прихватила радиостанцию и свой восьмимиллиметровый «Аргумент»… Наутро три героини — одна в швах, вторая — под капельницей, третья — просто в слезах, слушали решение деканата о разжаловании в сержанты «за преступную неосмотрительность и нарушение правил передвижения». Отец бы меня выпорол за это, но вступилась бабушка. Она даже подарила мне свою подвеску, мол, в качестве компенсации за утраченное звание…

— Все обошлось. Может быть, к лучшему? — Алексей осторожно потрепал ее по руке. — Стала бы сейчас капитаном, может и не встретились бы… — Тайра тихо и грустно улыбнулась, словно не расслышав попытки сделать ей комплимент.

— Это мы узнаем не сегодня… пойдем? У меня комната побольше, чем достается резервистам. — Алексей придержал ее руку, притянул к себе, на мгновение приблизив губы к уху.

— Ты не обязана, если тебе не хочется… — Она удивленно освободилась.

— Я знаю… это в первый раз. — Чуть погодя Алексей с большим удивлением обнаружил, что действительно — в первый раз в ее жизни. С удивлением, потому что о свободных нравах сержанток среди резервистов и офицеров ходило немало популярных — и часто справедливых баек. Он осторожно отбросил спутанные светлые волосы с ее лица, и мягко коснулся уже чуть припухших губ.

— Спасибо. — Она, с уже дерзкой смелостью и невесть откуда взявшимся хозяйским напором ответила на поцелуй. Потом Тайра непонятным образом выскользнула и оказалась сидящей на нем. Глаза девушки — полные равнодушной теплоты ранее, словно ожили — сквозь остатки сладкой пелены проступали блики всепобеждающей жизни.

— Всегда пожалуйста. — Она уже не смущалась, поняв, что может требовать от человека, покорно лежащего внизу. Алексей осторожно погладил обнаженную кожу, и внезапно вздрогнул, натолкнувшись на рваный шрам на бедре. У него был такой же, но гораздо меньше — расплодившиеся после войны собаки часто нападали на людей, и потомки их продолжали это занятие даже десятилетия спустя.

— Бедная девочка… — Пальцы скользнули дальше и снова задержались, теперь уже на белой черточки вдоль ребер. С другой стороны, почти симметрично, красовалась круглая отметина пули. Тайра внезапно замерла, чуть прикусив губу. С досадой на собственную глупость Алексей повернул расслабленную, покорную руку, разглядывая закрытую ранее рукавом платья татуировку на плече.

— Группа глубокого вторжения, сержант-практик. Ничего себе! — Нежно прикоснувшееся к горлу черное лезвие подтвердило правильность его догадки. — Граждане друг друга не убивают!

— Старый словесный трюк, милый. Извини, что слукавила. Но ты бы ведь мне не поверил, так? Меня разжаловали не за драку, а за то, что в боевых условиях она бы выдала местонахождение спецгруппы.